К 75-летию Великой Победы. Без антракта: театр в годы блокады

Когда говорят пушки, музы молчат… Это старинное изречение, которое родилось не на нашей земле, полностью было опровергнуто в годы Великой Отечественной войны. В эти суровые дни музы не молчали – они вели в бой, поддерживали дух сражавшихся с врагом на передовой и в тылу, становились грозным оружием.

На портале Президентской библиотеки в коллекциях «Оборона и блокада Ленинграда» и «Год театра в России» представлены уникальные материалы по истории русского театра периода ленинградской блокады; наряду с постановлениями местных органов власти, художественной и документальной литературой, видеолекциями, авторефератами диссертаций, мемуарами и перепиской деятелей театра, это ещё и рукописные дневники из личных архивов жителей блокадного города, которые были собраны Президентской библиотекой совместно с «Петербургским дневником» в рамках масштабной акции в год 75-летия полного снятия блокады Ленинграда.

…Лето 1941 года. Чувствуется, что кольцо блокады смыкается и что впереди ждут нечеловеческие испытания. Жители города скупают все, что осталось в продовольственных магазинах. Тревога нарастает. Немцы подходят к городу всё ближе…

В августе 1941 года началась эвакуация театральных коллективов Ленинграда. Актёры, которые не были эвакуированы, вошли в состав трупп Театра Балтийского флота, Театра народного ополчения (впоследствии театральный агитвзвод Дома Красной Армии), ансамбля оперетты под руководством Брониславы Бронской, концертно-шефских бригад и др.

Ваш выход, агитвзвод!

Особое место среди представленных в вышеназванных коллекциях изданий занимает книга: «Без антракта. Актёры города Ленина в годы блокады» 1970 года, с которой можно ознакомиться в электронном читальном зале Президентской библиотеки. Сборник составлен из воспоминаний артистов блокадного Ленинграда. Герои её, как отмечается в предисловии, «не ходили в атаки, не стреляли из винтовок, и, тем не менее, всё, что они сделали, можно по праву приравнять к подвигу».

«Никогда не забуду, как, закоченевшие от холода, полуголодные, мы, собравшись в одном из репетиционных помещений Малого оперного театра (Толубеев тогда служил в Театре им. Ленинского комсомола, но его здание было частично разрушено), обсуждали свою будущую премьеру – „Войну и мир”, – рассказывает народный артист СССР Юрий Толубеев. – Помню наши интереснейшие встречи с профессором Б. М. Эйхенбаумом, приходившим в театр, чтобы рассказать нам о Льве Николаевиче Толстом и его замечательном романе. Тогда репетиционный зал превращался в настоящий университет. И мы уже не замечали, что вокруг рвутся фашистские бомбы, что каждую минуту нам грозит гибель».

В феврале 1942 года Театр им. Ленинского комсомола был эвакуирован, но не все актёры согласились уехать в тыл. Одни ушли на фронт с оружием в руках. Другие были зачислены в агитвзводы и давали в прифронтовой полосе по нескольку концертов в день.

Ефим Копелян, молодой актёр БДТ, в начале Великой Отечественной пошёл добровольцем на фронт и вскоре стал актёром Театра народного ополчения, а потом – театрального агитвзвода.

 «Слова “театр” не существовало, – вспоминает народный артист СССР Ефим Захарович Копелян в книге „Без антракта”. – Наша часть – а это была именно часть – называлась по-военному агитвзвод. На верхнем этаже Дома Красной Армии – наша казарма. Холодно. Уже несколько недель нет света, не работает водопровод. Спим, укрывшись с головой шинелями. Задолго до наступления позднего зимнего рассвета будит дневальный. Скудный завтрак отнимает немного времени. …С транспортом в осаждённом, замерзающем городе туго. Когда надо, как бывалые пехотинцы, продвигаемся вперёд перебежками, когда приходится – ползком».

О сцене или хоть как-то приспособленном к выступлению помещении и речи не было. Работали на любом худо-бедно утрамбованном пятачке земли, а бывало, что и в окопах перед боем. «В избу, где разместился наш агитвзвод, – продолжает свои воспоминания Копелян, – ввалилось несколько бойцов в заиндевевших полушубках. „Мы с Зеленца”, – представились они. Нам был известен этот остров. На нём была расположена зенитная батарея, которая охраняла “Дорогу жизни” от налётов фашистской авиации. И вот зенитчики пришли к нам, чтобы условиться о времени концерта. Условия у них были такие: чем скорее, тем лучше, но концерт можно устроить только до шести часов утра – потом на батарее начинается самая работа.

Я никогда не забуду моих друзей в тот час. Ещё за минуту до прихода посланцев островной батареи они, казалось, были вымотаны до предела. Не знаю, откуда взялись у людей силы, не знаю, как мы играли в блиндаже, находившемся под огневыми позициями зенитчиков, но, возвращаясь обратно на открытом грузовике, люди спали, не обращая внимания на мороз и ветер, который чувствовал себя полным хозяином на необъятных просторах ночной Ладоги».

Наталья Сахновская, ученица Агриппины Вагановой, балерина Театра оперы и балета имени Кирова, рассказывала: «Выступаем у лётчиков транспортной авиации. Они совершали по шесть-семь вылетов, оставляя далеко позади всякие нормы. Им приходилось почти в каждом транспортном полёте вступать в бой, – враг всеми силами стремился помешать поступлению продовольствия в осаждённый город. Лётчики старались до отказа загрузить самолёт продуктами: если под локтем у пилота оставалось крошечное пространство, он втискивал туда лишнюю буханку хлеба…».

Хотелось бы вспомнить поимённо всех – будущих «народных» и рядовых сцены. Артист, конферансье Константин Гузынин, возглавлявший одну из бригад, созданных при Доме Красной Армии, вспоминает, что в её состав входили чтец Донат Лузанов, скрипач Лазарь Шифман, акробаты Джамилия Валиулина и Евгений Скляднев, рассказчик, артист эстрады Василий Зотов и баянист Виктор Кругов. Подобный десант мог встряхнуть, поднять настроение усталых бойцов, заставить их улыбаться!..

Вернуться с передовой за один день артистам удавалось не всегда. Как правило, отыграв программу в одной части, они направлялись в соседнюю, в результате поездка занимала два-три дня, а то и больше. И какие это были опасные поездки! Ленинградцам-петербуржцам не надо объяснять, что такое удерживаемый нашими войсками Ораниенбаумский пятачок, где фашистскими снарядами была  изрешечена каждая пядь земли. Агитвзвод бесстрашно добирался и туда.

«Однажды на „Ораниенбаумском пятачке“», – рассказывает Константин Гузынин, – когда мы шли под палящим солнцем более часа по болоту, самый старший член бригады (ему было тогда более 60 лет), милейший  Василий Васильевич Зотов, обливаясь потом, чуть ли не с отчаянием в голосе произнёс: „Да кончится ли наконец это проклятое болото? Разве я смогу выступать после такой дороги? Я же не лошадь, я человек!“. Когда же мы, наконец, дошли до места и нас спросили, как скоро мы сможем начать концерт, Зотов первым ответил: „Можем начать минут через 15. Помоемся, переоденемся…“».

И при этом у артистов оставались ещё силы на то, чтобы хорошей шуткой разрядить атмосферу, поднять моральный дух агитбригады. Константин Алексеевич Гузынин вспоминает: «У заставы патруль остановил машину, чтобы проверить документы. Узнав, что едут артисты, в кузов заглянул молодой парнишка и спросил: „Концерт давать будете? А из каких сил?“. И тут кто-то из наших ответил: из последних!.. Все сразу развеселились».

«Сильву» и «Марицу» давали под свист снарядов

В блокадные дни в Театре музыкальной комедии шли «Марица», «Свадьба в Малиновке», «Продавец птиц». Кроме классических оперетт ставились музыкальные спектакли военной тематики: «Любовь моряка», «Лесная быль», «Раскинулось море широко». В конце 1941 года в соседний дом попала бомба, пострадал и театр, труппа переехала в здание Александринского театра. Редкий спектакль обходился без перерыва по сигналу воздушной тревоги. Тогда все спускались в бомбоубежище, а потом спектакль возобновлялся. Информация о спектаклях и сеансах кино публиковалась на страницах «Ленинградской правды».

Люди, сидящие в зале и выступающие на сцене, часто едва держались на ногах от голода. Но спектакль шёл, артисты шутили, оркестр играл… Театр на какое-то время позволял забыть о передовой, о трудностях блокадного быта, укреплял веру людей в победу.

О том, насколько важен был театр в жизни ленинградцев, свидетельствуют дневники горожан, оцифрованные Президентской библиотекой. Вот почти безукоризненный почерк записей учащегося выпускного класса Игоря Малахова, которые он вёл в годы блокады; летом 1942 года подросток устроился работать учеником монтёра на ремонтный завод АТУЛ. 29 августа 1942 года вместе с матерью он был эвакуирован из Ленинграда.

16 марта 1942 года Игорь Малахов пишет о событиях октября-ноября 1941 года:

«Вначале жизнь города текла более или менее нормально: ходили трамваи и троллейбусы, горел свет, работали театры и кино <…> Уже с 1 декабря, сначала в частные квартиры, а затем и в учреждения, его стали давать нерегулярно: неделю горит, две нет» <...> Затем сдал транспорт <…>. Стала замирать культурная жизнь. Закрылись библиотеки. Перестали функционировать некоторые театры («Комедия», драмы, обл. оперетта, оперы). Лишь Музкомедия продолжала давать спектакли до середины января 1942 г.».

«Бывал в театре 28 октября – „Продолжение следует“, 1 ноября – „Без вины виноватые“. На втором спектакле хочется остановиться. Я надолго запомню прекрасную игру всех артистов, прежде всего Толубеева. Прекрасное оформление, песни („Давным-давно“, „Пора гнедых“) до сих пор звучат у меня в ушах. А в каких условиях шёл спектакль! Холод в зале МАЛЕГОТа  (ныне Государственный Академический театр оперы и балета имени М. П. Мусоргского – Михайловский театр ) такой, что все зрители сидят в пальто, а бинокль невозможно холодными пальцами поднести к глазам. Ко всему этому надо добавить 1,5 часовую тревогу, едва не сорвавшую последний акт. Вот и поди, играй!».

Январь 1942 года: «7 числа нам в театре им. Пушкина была устроена ёлка <…> Мы смотрели спектакль Музкомедии „Свадьба в Малиновке“, беседовали с артистом Королькевичем. День прошёл хорошо, весело, мы отвлеклись немного от тяжёлых переживаний».

В середине января 1942 года в работе Театра музыкальной комедии был сделан перерыв из-за перебоев с электроэнергией. Но уже 3 марта 1942 г. в «Ленинградской правде» появилась заметка, в которой говорилось: «Возобновляет работу Театр музыкальной комедии. Завтра коллектив театра, руководимый заслуженным артистом республики орденоносцем Н. Я. Янетом, покажет ленинградскому зрителю оперетту „Сильва“. 5 марта пойдёт „Баядера“, 6-го и 7-го – „Три мушкетёра“. Театр будет давать 2 спектакля в день. Начало утренних постановок в 11 ч. 30 мин., вечерних – в 4 часа дня. Спектакли будут происходить в здании Театра имени А. С. Пушкина».

Весной 1942 года Игорь Малахов пишет: «Всё мечтаю сходить в театр, но билеты достать трудно (ведь работает только Музкомедия). Приходится довольствоваться концертами и передачами „Театр у микрофона” по радио».

А вот запись от 30 июня 1942 года: «Завтра иду смотреть „Кармен“. Наконец-то исполнилось моё желание попасть в театр. Впрочем, не совсем: опера идёт в концертном исполнении в Филармонии с участием лучших артистов».

Музыкальный символ блокады

Помимо театральных постановок, демонстрации фильмов, в городе продолжала звучать и музыка.

Это невероятно, но 9 августа 1942 года в блокадном Ленинграде впервые прозвучала знаменитая Седьмая (Ленинградская) симфония Дмитрия Дмитриевича Шостаковича. Одно из важнейших художественных произведений отечественной культуры XX века стало музыкальным символом блокады Ленинграда, стойкости и мужества защитников города. В электронном фонде Президентской библиотеки представлена оцифрованная рукописная партитура симфонии, оригинал которой хранится в нотной библиотеке петербургского Дома радио.

Документ был передан для оцифровки специалистам библиотеки на торжественном мероприятии, посвящённом 75-летию прорыва блокады и 74-й годовщине полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады, в январе 2018 года.

Каждая из четырёх частей симфонии представлена в отдельной тетради. На страницах партитуры  – ремарки дирижёров С. А. Самосуда и К. И. Элиасберга, выполненные тушью и разноцветными карандашами. На обороте титульного листа первой тетради указан состав оркестра (инструменты) и другая информация о первом исполнении.

Инициатором исполнения Седьмой симфонии в осаждённом Ленинграде стал главный дирижёр Большого симфонического оркестра Ленинградского радиокомитета К. И. Элиасберг. Репетиции начались после того, как в июле 1942 года специальным самолётом из Куйбышева (ныне Самара) – места эвакуации Шостаковича – в город на Неве была доставлена партитура Седьмой симфонии. Три её части композитор успел написать в своём родном осаждённом городе, в перерывах между участием в строительстве противотанковых укреплений и тушением зажигательных бомб, четвёртую часть написал в эвакуации. Для исполнения симфонии требовался усиленный состав оркестра, поэтому была проделана большая работа по розыску уцелевших музыкантов в самом Ленинграде и на ближайшей передовой. Дирижёр симфонического оркестра Карл Элиасберг сделал невозможное: смог заново собрать коллектив, и в заполненном людьми белоколонном зале Филармонии снова зазвучала музыка. И какая!

Во время премьеры в переполненном зале Ленинградской филармонии звуков орудий врага не было слышно – советские артиллеристы в рамках операции «Шквал» получили приказ командующего Ленинградским фронтом Л. А. Говорова во что бы то ни стало подавить огонь немецких орудий, и задача была выполнена. Симфония транслировалась по радио и через громкоговорители на улицах города. Слышали её и немецкие солдаты, стоявшие под Ленинградом… Пушки замолчали. Говорили музы… Солдаты вермахта позже вспоминали, что в этот день они поняли: война с русскими будет проиграна.

В номере газеты «Ленинградская правда» за 7 августа 1942 года, которую можно «полистать» на портале Президентской библиотеки, рассказывается о подготовке к исполнению Седьмой симфонии в блокадном городе: «В беседе с корреспондентом ТАСС тов. Элиасберг рассказал: „Вся подготовительная работа нами закончена. Сейчас коллектив оркестра занят художественной отделкой исполнения симфонии. Партитура Седьмой симфонии написана для удвоенного состава оркестра. В условиях блокированного города это поставило перед нами ряд трудностей. Мы привлекли к работе над симфонией музыкантов из армейских оркестров. <…> Уже в первой части задушевный лирический музыкальный рассказ о радостной жизни свободных советских людей прерывается сначала отдалённой, потом всё более близкой и грозной темой войны. Часть за частью, до финала, в котором звучит торжественный гимн победы, Шостакович разворачивает в музыкальных образах и звуках идею любви к свободному человеку и ненависти к врагу, растоптавшему счастье миллионов людей“».

Ещё один уникальный документ – программка Седьмой симфонии с выступления в блокадном Ленинграде 9 августа 1942 года. Она пополнила электронный фонд Президентской библиотеки благодаря сотрудничеству учреждения с Санкт-Петербургской академической филармонией имени Д. Д. Шостаковича и Музеем театрального и музыкального искусства.

В качестве эпиграфа в программке приведена выдержка из статьи писателя Алексея Толстого: «Седьмая симфония возникла из совести русского народа, принявшего без колебания смертный бой с чёрными силами. Написанная в Ленинграде, она выросла до размеров большого мирового искусства, понятного на всех широтах и меридианах, потому что она рассказывает правду о человеке в небывалую годину его бедствий и испытаний».

Кстати, документ, оцифрованный Президентской библиотекой, принёс ряд интересных открытий. К примеру, в группе тромбонов в программке указан Игорь Карпец. Он не был профессиональным музыкантом, но перед войной окончил музыкальную школу по курсу тромбона и, когда понадобилось, был вызван с передовой и замечательно вписался в группу профессиональных музыкантов. К тому времени в оркестре Дома радио последних оставалось меньше десятка: кто-то умер от истощения, других эвакуировали…

Интересна и дальнейшая судьба этого человека, уже не связанная с музыкой. Игорь Карпец стал известным учёным-правоведом, криминологом, доктором юридических наук, возглавлял Всесоюзный научно-исследовательский институт проблем укрепления законности и правопорядка при Прокуратуре СССР и Главное управление уголовного розыска МВД СССР.

Завершить  этот обзор культурной жизни блокадного города хотелось бы словами Юрия Толубеева: «Я прожил в театре долгую жизнь. Мне посчастливилось видеть на сцене великих артистов, довелось наблюдать такие взлёты таланта, когда зрительный зал, казалось бы, цепенел от восторга. Но теперь, после войны, обращаясь к прошлому, каждый раз я вспоминаю прежде всего не спектакли и роли, прославившие советское искусство, хотя мы по-прежнему отдаём им должное, а тех, кому аплодировали зрители переднего края, мои земляки-ленинградцы, вынесшие все тяготы блокады».