Президентская библиотека представляет новую коллекцию к 125-летию Сергея Есенина

3 октября 2020

«Передо мной стоял паренёк в светло-синей поддёвке, – описывает первую встречу с Сергеем Есениным поэт Анатолий Мариенгоф в книге «Воспоминания о Есенине», ознакомиться с которой можно на портале Президентской библиотеки. – Под поддёвкой белая шёлковая рубашка. Волосы волнистые, совсем жёлтые с золотым отблеском. Большой завиток как будто небрежно (но очень нарочно) падал на лоб».

3 октября 2020 года исполняется 125 лет со дня рождения великого русского поэта Сергея Есенина (1895–1925). В новую электронную коллекцию, подготовленную Президентской библиотекой, вошли произведения поэта, воспоминания о нём друзей, фотографии, вырезки из газет, видеолекции, научные работы о его творчестве, комплекты открыток, на которых запечатлены его малая родина и созданные в честь поэта памятники. Среди материалов представлены также письма последней жены поэта Софьи Есениной-Толстой, адресованные известному юристу и общественному деятелю Анатолию Кони, в которых она рассказывает о свадьбе и семейной жизни с Сергеем Есениным, о путешествии молодожёнов на Кавказ.

Молодой паренёк из рязанской деревни, приехав завоёвывать литературную Москву, сначала работал в лавке мясника, а потом – в типографии. Уже через 2 года после приезда в столицу Есенин впервые опубликовал свои стихи.

В 1915-м году Есенин приехал в Петроград и прямо с вокзала направился в книжную лавку Поповых (ныне «Книжная лавка писателей») сразу за Аничковым мостом, где ему подсказали адрес знаменитого поэта Александра Блока. Знакомство состоялось. Есенин, смущаясь и краснея, читал мэтру стихи. Блок со всевозрастающим интересом слушал его и понимал, какая непростая судьба ждёт этого стихотворца «от земли», ещё не ощутившего в полной мере гнёта своего огромного таланта:

Заливались весёлые птахи,

Крапал брызгами поп из горстей.

Стрекотуньи сороки, как свахи,

Накликали дождливых гостей.

Зыбко пенились зори за рощей,

Как холстины ползли облака,

И туманно по быльнице тощей

Меж кустов ворковала река.

Стихотворение «Молебен» было напечатано в февральской книжке журнала «Летопись. 1916, № 2» рядом со стихами Ивана Бунина и Александра Блока, прозой Максима Горького. Рекомендательное письмо Блока к Сергею Городецкому проложило молодому поэту дорогу в петербургские журналы, в которых он печатался наряду с Блоком, Клюевым, Форш, Городецким, Мариенгофом.

Вскоре Есенин лично познакомился с Анатолием Мариенгофом, ставшим другом поэта и оставившим о нём яркие воспоминания. Паренёк из Рязанской деревни, представитель «новокрестьянского» направления в искусстве и эстет, денди, один из столпов имажинизма – казалось бы, что могло их так привязать друг к другу? Тем не менее в период 1918–1921 годов они были неразлучны в объединившем их стремлении громко заявить о себе миру: вместе выступали на творческих вечерах, издавали сборники стихов и торговали ими в собственной книжной лавке, открыли литературное кафе «Стойло Пегаса», совершали экстравагантные поступки, путешествовали.

Мариенгоф в книге «Воспоминания о Есенине» описывает, как провинциал, нарочито «теряющийся» в роскошных гостиных, учил приятеля жить: «Трудно тебе будет, Толя, в лаковых ботиночках и с проборчиком, волосок к волоску. Как можно без поэтической рассеянности? Разве витают под облаками в брючках из-под утюга!»

С нескрываемой крестьянской хитрецой делился он с другом методом своего «вхождения в литературу»: «Тут, брат, дело надо было вести хитро. Пусть, думаю, каждый считает: я его в русскую литературу ввёл. <…> Городецкий ввёл? Ввёл. Клюев ввёл? Ввёл. Сологуб с Чебытеревской ввели? Ввели. Одним словом: и Мережковский с Гиппиусихой, и Блок, и Рюрик Ивнев… к нему я, правда, первому из поэтов подошёл – скосил он на меня, помню, лорнет, и не успел я ещё стишка в двенадцать строчек прочесть, а уж он тоненьким голосочком: „Ах, как замечательно! Ах, как гениально! Ах…“ и, ухватив меня под ручку, поволок от знаменитости к знаменитости… Сам же я – скромного, можно сказать, скромнее. От каждой похвалы краснею, как девушка, и в глаза никому от робости не гляжу».

Московская соседка Есенина журналистка Софья Виноградская, работавшая в газетах «Правда» и «Известия ВЦИК», отмечает в мемуарах «Как жил Есенин» самое характерное в поэте: «Дни сплошного шума, гама и песен сменялись у него днями работы над стихом. А потом шли дни тоски, когда все краски блёкли в его глазах, и сами глаза его синие блёкли, серели».

Обычно, когда поэт усаживался писать, продолжает Виноградская, «…он просил поставить на стол горячий самовар, который кипел всё время. Чаю он выпивал тогда много. Вино же исчезало из комнаты, даже нарзану он не позволял ставить на стол… Просто мерзко слушать „предположения“, что Есенин писал стихи пьяным. Ни разу в жизни ни одной строчки он не написал в нетрезвом состоянии!».

Каждый приезд матери поэта в столицу – это бесконечные разговоры о деревне, о её новой судьбе, вспоминала Виноградская. «Мать передавала ему привет от стариков-крестьян, которые слышали, что он „поэт“, что у коммунистов это большой пост и жалованье хорошее. Есенин переспрашивает, расспрашивает про житьё. Мать начинает ворчать, жаловаться: …налоги большие, а хозяйство бедное, лошади нет. Незаметно беседа принимает политический характер и, сопровождаемая крепким русским словом, переходит в большой спор. „– Раньше лучше было? Царя что ли тебе захотелось? Нет, ты мне скажи, мать, раньше лучше было?.. – Ну, Серёг, отстань. Я не знаю, лучше было или хужей“».

Сергей Александрович не единожды ездил в родное Константиново, возвращался оттуда с ворохом впечатлений и бесконечных рассказов, один из них приводится в мемуарах «Как жил Есенин»: вот поэт «…начинает „образно“ изображать собрание сельсовета… приводя тут же корявые, немытые слова, вроде: „Ежели кто контрывулюцынеры, так это первые – бабы, – они пожар тушить не ходят“».

Проходит совсем немного времени – и все эти впечатления, разговоры, воспоминания перевоплощаются в стихи о деревне. «Правдивость, – отмечает Софья Виноградская, – одна из самых характерных черт творчества Есенина. Будущий биограф установит эту исключительную, непосредственную связь между сюжетом в стихах и событиями в жизни поэта. <…> В стихах он вообще ничего не скрывал. Это была та стихия, где он всего себя обнажал».

Не всеми это принималось и приветствовалось. Не всеми понималось, насколько труднее с годами нести ношу таланта, это «поручение» свыше. Неизбежные усталость, нервное истощение стали постоянными спутниками ещё молодого, но уже всемирно известного поэта. Это отмечали и читатели, и друзья, и все окружающие его люди. Да и сам Есенин понимал это острее других, когда писал прощальное стихотворение Анатолию Мариенгофу: «Мне страшно, – ведь душа проходит, / Как молодость и как любовь». Мариенгоф ответит. Уже после гибели Есенина он напишет стихотворение, которое открывают пронзительные строки: «Сергун чудесный! Клён мой златолистный!».

Таким вот «клёном златолистным» и остался Сергей Есенин в русской словесности, воплотив в поэзии образ глубинной, заповедной России…